Долгая дорога домой v2 - Страница 37


К оглавлению

37

— Ранили что ли? — интересуется старший, проследив за моим взглядом.

— Нет, — приглаживаю бородку, — кот со мной странствует.

— Зело странный ты, да и креста у тебя не видно. Колдун?

— Какой есть, не все православные, но и веру поганых и лыцарей не принимал. Нет, кое-что знаю, кое о чем ведаю.

— Ведун значит, — кивает старший, убирая руку с шашки. — Ой как ты на Миколу-то похож, правда, он без кота.

— Одно дело делаем — Русь святую бережем…

Казаки крестятся. Видать правильно сказал, а значит, меньше дурной молвы обо мне пойдет. Двое всадников остаются возле трупов, а третий, видимо тот самый Андрей, направляет коня вдоль берега.

— К полуночи доедем, — негромко произносит он и подгоняет коня.

Вот и Раздор… А неплохое место выбрали: остров, на слияние двух крупных рек, густой пойменный лес, да и множество проток, где можно легко от врагов укрыться.

— Почти на месте…

Как же хорошо, что у меня осталась возможность видеть в темноте! И никаких зелий глотать не нужно! Хотя луна сегодня яркая, снег лежит — светло как днем!

— Нас свои в темноте не подстрелят? — перебиваю, заметив часовых, прохаживающихся по крутому земляному валу.

— Да не должны, — с сомнением в голосе, протягивает он.

— Ты хоть крикни, а то обидно будет.

Метров за триста он останавливает коня.

— Эй, не стреляйте! — сложив ладони рупором, кричит он. — Это я — Андрей!

— Так вот ты какой, Лис, — раздается ленивый мужской голос за спиной.

Спрыгиваю на снег и неторопливо разворачиваюсь. Молодой мужчина с не запоминающимся лицом, одет не по погоде: легкая телогрейка на голое тело, шаровары и сапоги. На кожаном поясе висит сабля и несколько кисетов.

— Так вот ты какой, Микола, — с той же интонацией, отвечаю я.

— Что-то ты плохо выглядишь — в домовину и то краше кладут.

— Не дав слова, крепись, а дав слово, держись. Только препятствий оказалось слишком много…

— Микола, ты нас проведешь, — влезает в разговор Андрей, — али мне дальше кричать?

— Проведу, — кивает казак и громко клекочет, как какая-то хищная птица, — а то от твоих криков у всех баб молоко пропадет. Ты что ль, младенцев кормить будешь?

Отсмеявшись, мы идем в городок. Часовые все так же продолжают нести караул на валу.

— Долго ждал? — интересуюсь у встречающего.

— Нет, у меня предчувствие было. Да и интересно было глянуть на человека, в одиночку спасшего дочку атамана.

— Кого?! — запинаюсь, и чтобы не упасть, опираюсь на плечо казака.

— Ты что не знал, что Василиса его дочка?

— Ешкин кот! Точно, кошевой же говорил про это, но когда спасал, то не знал кто она такая. Вижу, дивчина к стене у колдуна прикована, стою и думаю — зачем старикашке ее оставлять? Еще научит ребенка чему-нибудь плохому, вот и забрал с собой.

— Ну ты… — начинает хохотать он. — Тут атаман по царски тебя наградить собирается, а ты ради пакости ее спас!

— Надеюсь не женить меня на ней?

— Не, — мотает он головой, — жених у нее уже есть, весной думали свадебку сыграть.

— А как она в плен попала?

— В одиночку решила съездить, сокола своего кривокрылого проведать, а по дороге ее и схватили.

— М-да, ума видать совсем маловато, — поправляю капюшон.

— Дело молодое… — усмехается Микола.

— Так в чистом поле любиться-то холодно, — из ворота балахона высовывается голова Торквемады.

— Ты и с котом. А изба где?

— Убежала — ноги слишком длинные, да и холодно тут.

Посмеялись и идем дальше. Странный городок: скученные приземистые домишки, крытые камышом, но большая центральная площадь, где горят костры и слышно пьяные разговоры, и такие же песни.

— Пошли к Кругу, — провожатый кивает на небольшую группу людей, — а ты, Андрей, вертайся назад к товарищам.

Спускаю Торквемаду на утоптанный снег. Он мгновение постоял, а затем куда-то понесся, видать кошку учуял.

Пробившись сквозь толпу, и останавливаемся, не доходя пары шагов до атамана с кошевыми.

— Вот, Василий, тот, кто твою Василису спас.

С бревна встает богато одетый, невысокий мужчина с роскошными усами. За пояс заткнут пистоль, помимо уже привычной мне сабли.

— Ох, успокоил старика, — он стискивает меня в объятиях, — спас дочурку, а мы места себе не находили. Чем тебя наградить?

Медведь, а не старик! Аж ребра захрустели!

— Мне в Москву надо, — переведя дыхание, говорю ему.

— Скоро оставшиеся кошевые подъедут, «птичку» твою послушают, — начинает он, — обсудим и поедем.

— Вы шкатулку с письмами не потеряли?

— Все в целости. А ты садись — поешь, а то какой-то ты бледный и худой.

— Препятствий много было, не все смог легко осилить.

— Вот и отдыхай, силы копи! Скоро они понадобятся всем нам, отдыхай!

Киваю и отхожу к Миколе.

— Вы что, всю зиму так гуляете? — интересуюсь, отрываю куриную ножку.

— Зипунов набрали, да на мед обменяли, — он протягивает мне кружку. — Да и что еще делать?

— Это да, нечего, — делаю глоток, кислое вино. — А летом что?

— По походам: когда мы кочевников, когда они нас.

— Весело живете, — отрезаю ломоть от печеного кабанчика.

— Так между османами и Русью, мы одни стоим.

— Ничего, — снова наполняю кружку, — даст Бог — все изменится.

— Странно такое слышать, — он шепчет мне на ухо, — от чуди красноглазой.

— Хм, ты поменьше бы пил, — залпом опустошаю кружку, — а то уже мерещится тебе.

— Я из запорожских казаков!

— А я из далеких земель, и что? — беру пирог с рыбой.

37