— Вы точно сможете его найти?
— Да, но для чего он вам? Он… — она замолкает.
— Нет, но мне нужна энергия. То, что я успел накопить, ушло на исцеление вашего внука.
— И? Я что-то не пойму.
— Принесу его в жертву — получу энергию. Все просто как три копейки.
— Давайте лучше передадим его полиции, — она сцепляет рки в замок и пристально смотрит мне в глаза, — не берите грех на душу.
— Мне не впервой убивать, да и такая тварь заслуживает только смерти, и чем она будет мучительней — тем лучше.
— Вы не правы — мы же люди…
— Знаете, я когда-то говорил тоже самое, — перебиваю ее, — но теперь я разубедился в этом. И любовь может толкнуть на предательство, и много чего еще. Да и люди хуже зверей, гораздо хуже.
— Значит, мне вас не переубедить?
Качаю головой.
— Ясно, тогда поехали, — она, сгорбившись, встает из-за стола, и шаркающей походкой идет в прихожую.
На первом месте убийства ясновидящая бледнеет, а уж когда дотрагивается до земли, то вообще хватается за сердце.
— Вы были правы, — отдышавшись и съев какую-то таблетку, произносит она. — Таких тварей, как он, нужно только убивать!
— А вы: «судить, судить», — с горькой усмешкой отвечаю старушке, — вы б еще сказали, что их прощать нужно. Я уже давно живу по принципу: «око за око, зуб за зуб», и пока что не жалею об этом.
— Но… но… — заикается Валентина Михайловна.
— Вы ошибались, но это уже не важно. Как он выглядит?
— Невысокий, коренастый. Невыразительное лицо, широкий рот, кудрявые волосы рыжеватого оттенка, рыбьи глаза.
— Понятно, на следующее место или уже сможете сказать, где он есть или будет?
— Дальше, — дрожащим голосом произносит она.
— Может валерьянки или там валокордина?
— Не поможет, или алкоголь, или наркотики помогут не так остро переживать это. Но у меня уже не тот возраст, чтобы использовать эти методы.
Молча киваю и вызываю такси.
До вечера колесим по городу. М-да, для ясновидящей все это не проходит даром: руки мелко дрожат, лицо мертвенно-бледное, а губы приобретают синюшный оттенок.
— Как вы? — негромко интересуюсь я, после того как мы располагаемся у нее на кухне.
— Старость — не радость, да и таким я давно не занималась.
— Но вы сможете мне помочь?
— Постараюсь, — кивает старушка, — немного отдохну и возьмусь за работу.
— Хорошо, а я тогда помедитирую, — произнеся это, иду на балкон и сев в позу лотоса, начинаю этот нудный, но необходимый, процесс.
— Лис, проснитесь! — через пару часов кто-то осторожно трясет меня за плечо.
М-да, результат практически нулевой — мана плещется на самом донышке резерва. Надо что-то придумать, причем срочно!
Поднимаюсь на ноги и пристально смотрю на ясновидящую.
— Послезавтра, вроде бы парк Революции, после полудня, — произносит она.
— Кто жертва?
— Темноволосая девочка, в школьной форме с двумя бантами и ярким портфелем.
— Понятно, благодарю, — киваю ей и выхожу с балкона.
На диване замечаю свой свитер. Одеваю его и иду в прихожую.
— Тебе еще что-нибудь нужно от меня? — интересуется замершая в дверном проеме старушка.
— Пока нет, — говорю, не отвлекаясь от шнуровки берцев, — но позже понадобится ваша помощь.
— Хорошо, и береги себя — ты хороший человек, хоть и пытаешься скрыть это.
— Расскажите это тем, кто покоится на моем личном кладбище, — криво усмехнувшись, выхожу на лестничную площадку.
Ответа не следует, да я его и не ожидал. Быстро сбегаю по ступеням вниз и, выйдя из подъезда, раскуриваю сигарету.
Неспешно идя в сторону своего логова, размышляю над насущным вопросом — как быстро пополнить резерв. Сатанисты и жертвоприношения отметаются сразу: первое — так как они как минимум поменяли места сбора, а второе — у меня рука не поднимется на несчастное животное, а подходящую жертву среди людей долго искать. Значит, остается только секс. Как горестно я об этом подумал, ужас. Улыбаюсь этому внутреннему монологу.
Облом, моя, для простоты буду считать так, девушка задерживается у родителей и вернется только послезавтра. Слишком поздно, а с другой стороны — слишком рано, ведь я еще с маньяком не разобрался!
— Эй, пацанчик! Сигареты не будет? — раздается окрик со спины.
Разворачиваюсь, трое, с пивом и лицами, не обезображенными интеллектом. Похоже, что сейчас получу немного маны.
— Не курю.
— А по мелочи есть че? А то нам на пивасик не хватает, добавь, а?
— Нету, нищим на паперти последнюю отдал.
— А че ты так отвечаешь? Борзый сильно? — произносит главный, и вся троица приближается ко мне.
Отвожу руку за спину и беру траншейник обратным хватом.
— Вырубите меня, — предлагаю им. — Все, что найдете — ваше.
Троица разделяется и берет меня в кольцо. Применяю «Ускорение», причем машинально, привык я к этому заклинанию. Подныриваю под удар главного и резко бью в печень. Он сгибается. По наитию начинаю уклоняться, поэтому удар приходиться не в висок, а в плечо. От этого делаю шаг назад. Ногой пинаю одного из гопников под колено, кастетом траншейника бью в челюсть. Он опускается на асфальт и сплевывает кровь с осколками зубов. Остался один. Ого, рукопашкой похоже занимался. Блокирую и отвожу его удары. М-да, зря я мало уделял этому вниманию, да еще и ускорение выдохлось. Отпрыгиваю назад, чтобы успеть создать его снова. Не успеваю — кулак гопника врезается мне в нос, я же пинаю его в пах.
Кто там сказал, что это не честно? Честность это там, в спорте, а в уличных драках, как и в бою: или ты остаешься живым и более-менее целым, или подыхаешь. Все просто как три копейки. А все эти рассуждения о честности идут от людей, которые не то, что в бою, даже в драке не участвовали! Хотя немного привираю — участвовали, в песочнице из-за лопатки.